Для печати

Обсудить в форуме

№48-49

Мигдаль Times
Король Одессы. 44 глава

Роберт РОЗЕНСТОУН. Перевод Анны МИСЮК

1 (13) июля исполнилось 110 лет со дня рождения И.Э. Бабеля. Перед вами 44-я, финальная, глава из романа профессора истории Калифорнийского Технологического университета, автора ряда довольно известных историко-биографических исследований, Роберта Розенстоуна «Король Одессы» (издан Северо-Западным университетом, штат Иллинойс, 2003 г.).
В романе Бабель, приехавший в Одессу летом 1936 г., размышляет о пережитом, мечтает бежать за границу и ввязывается в сложные истории с женщинами и агентурой госбезопасности.
В финальной главе Арье-Лейб беседует уже не с Бабелем, от лица которого ведется повествование в романе, а — с самим автором, которому очень хочется узнать всю правду о Короле.

Итак, вы хотите услышать о падении Бени Крика. Конец Короля. Вы хотите услышать эту печальную историю, вы, с этим носом, таким длинным, что вы должны бы на нем вывесить красный флаг, чтобы распугивать встречных. Вы должны чувствовать ответственность перед обществом, обладая таким опасным инструментом. Интересно, какая компания могла бы его, например, застраховать? Никто, кроме Ллойда в Лондоне. Они-то застрахуют что угодно, даже парик вашей бабушки от пожара, кражи и землетрясения, если вы только им достаточно заплатите. Да, такие люди вечно крутятся вокруг таких, как мы, и топчутся на нас, потому что так любят деньги, что ради них что угодно сделают.

Но вы хотите услышать про конец. Хорошо. Сбросим этот груз. Усаживайтесь поудобнее на этом надгробье и откройте свои уши и закройте свой рот, что, конечно, вам трудновато сделать. Слушайте, я вас понимаю. Сейчас не то время, когда люди любят о чем-то послушать. Все слишком заняты, чем-то озабочены, рвутся вперед, делают дела, мотаются туда и сюда, стараясь не вспоминать об этом месте, где мы сейчас сидим и где кончается все. Я наблюдаю за ними, и когда их хоронят, то думаю: «Ну, ну, господин Большеглотский, вот вы и еще один, сгоревший на работе. У вас никогда не было времени прийти сюда и навестить могилы своих родителей и старых друзей или зайти в синагогу и прочесть молитву за них. Ну что ж, сейчас вы уже здесь. Сейчас вы лежите рядом с ними со всеми, и кто, спрашиваю я, будет тратить время на то, чтобы помнить о вас?»

Расставания, завершения — это не совсем то, о чем мы любим размышлять, хотя они дают нам возможность всласть наплакаться, и многие из людей эту возможность высоко ценят. Но куда лучше — начала и рождения. Они ведь чему нас учат? Начало — это пора надежд. Целый мир лежит перед нами. С каждой новой душой мир обновляется. И это мудро. Но нельзя не признать, что жизнь — это жизнь, как известно. Она движется кругами. Никому не удается выскочить из круга. Со всеми что-то случается: что-то хорошее, что-то плохое, что-то непостижимое. На жизненном пути мы все надеемся почти на одно и то же. Это может быть удача, а могут быть мгновения счастья. Каждое утро мы вымаливаем себе немного счастья. Где бы мы все были без наших
утренних молитв?

Ладно. Вы ведь не за тем сюда пришли, чтобы послушать мою философию. Вы пришли за финалом, и вы получите финал. Может быть, даже больше, чем один, потому что много есть историй о том, как пришел конец Королю. Но на пути к финалу вам придется выслушать весь заключительный акт. Акт, в котором Беня Крик, одесский Король, стал Беней Большевиком.

Если совсем по-честному, то это превращение не было таким уж трудным, как вы могли бы вообразить. Потому что между Королем и Большевиком разница куда меньше, чем между евреем и гоем, или между мышью и крысой. Беня играл свою роль, как будто для нее родился. Играл, разодетый в тот самый, хорошим портным сшитый мундир, которым так впечатлился Фроим Грач. Играл, гарцуя верхом на великолепном черном жеребце, в гриву которого были вплетены разноцветные ленты. Иногда казалось, что для Бени сама революция была чем-то вроде коня. Каждый день он часами тренировал жеребца во дворе полковых казарм, упражняясь в выполнении самых разнообразных трюков. Это был конь с хорошей выучкой. Он мог скакать, вынося одновременно то две правые, то две левые ноги, он мог скакать широким шагом или семенить мелким, он мог гарцевать, он мог танцевать, он мог пятиться назад так же легко, как идти вперед. Все, что вы или я могли бы делать, Бенин конь делал лучше. Кроме одной вещи: идти на войну. Беня этого коня держал исключительно для парада, и это был уникальный парад для одного участника в Одессе, который имел место в то время, пока Король играл в Большевика. Этот конь, может быть, был единственным существом в России, которого вы не можете обвинить в хотя бы малом участии в победе красных и во всем том, что произошло затем.

Вот что вам еще надо знать: если война хороша для бизнеса, то революция может быть еще лучше. Каждый день нашей жизни заполнен массой материальной чепухи и хлама, в которых мы нуждаемся, а в революционное время не находится такой организации, чтобы запасать все эти вещи. Никто не может сказать, кому это или то принадлежит или где это что-то искать или как им пользоваться. Овес, пшеница, оливковое масло, пиджаки, дамские туфли, пистолеты, машины и подводы, и электрическое оборудование... И не забудьте, что при революции все еще существуют банки и банковские сейфы, ювелирные магазины, страховые компании, грузы в порту. Кто-то должен решать, что со всем этим делать. Как это все организовать. Все эти крестьяне и рабочие, которые примкнули к большевикам после Октября, вряд ли умели читать и писать, так что же они могли знать о том, как обеспечить функционирование нового общества? А Беня знал. У него была уже организация, и за военные годы он многое усвоил и понял насчет изменений, происходивших в стране. Так что, способствуя распределению всякого добра от каждого по его способностям и каждому по его потребностям, Бенины ребята брали себе некоторый процент, и кто может сказать, что у них самих не было способностей и потребностей, включая потребность кушать каждый день?

Бенина организация стала Н-ским революционным полком и расположилась в казармах, которые за последние два года служили домом, если вы интересуетесь историей, и царским кадетам с их начищенными до блеска сапогами, и немецким кавалеристам в остроконечных касках, и французской пехоте в раздутых красных штанах, украинцам в каракулевых папахах, и, наконец, окончательно — белогвардейскому полку, состоявшему из одних почти офицеров с шевронами сотен различных довоенных подразделений.

Бенин же полк, как вы можете себе представить, не посвящал все свое время изучению военной тактики или маршировке сомкнутыми рядами и колоннами или упражнениям с винтовками на стрельбище. Предводительствуемый Фроимом Грачом или Колькой Павловским, или парнем по имени Абдулла, который предпочитал, чтобы его звали Персом,

Н-ский полк имел чем получше заняться. День и ночь они играли в карты, бросали кости, работали на маленьком печатном станке, подделывая местную, имеющую хождение, валюту, делили после небольших «трудов» добычу — коробки новеньких с иголочки карманных часов, картонки с сигарами, ящики апельсинов — и развлекали в своих узких койках женщин с широкими бедрами и ярко накрашенными лицами. Никто не мог бы опровергнуть тот очевидный факт, что, когда Бенины люди брались за дело, то они его делали и делали хорошо. Раза три, не больше, они устраивали засаду на арьергард Белой армии. Трижды выбивали всех офицеров, захватывали продукты, оружие и амуницию, и возвращали почти 70 процентов добычи в распоряжение большевистского штаба. Это был неплохой процент. Лучший, фактически, чем у любого партизанского полка по всей южной России.

Жизнь — смешная штука. Один день ты на вершине, а на другой — только поглядываешь вверх с самого дна. Один день — ты герой, а на следующий — уже никчемушник. Угроза обществу. Кто знает, который один, а может и больше, из большевистских вождей, местных или национальных, начал нервничать, имея такого Беню на своем фланге. Мыслил он, должно быть, так: то, что хорошо для таких, как Беня, не может быть хорошо для революции. Никакой, знаете ли, разницы по сравнению с довоенным временем. Тогда тоже один высокий полицейский чин сказал Бене: в стране, которой правит наш царь, не может быть еще какой-то король. Сейчас слова должны были быть другие, но чувства-то те же самые: в стране, которой правят народные комиссары, не может быть еще и король.

Событие, которое особенно извиняло как расформирование полка, так и избавление от Бени, было одним из многочисленных делишек, которые парни проворачивали в свободное время, обычно даже не заручившись разрешением Короля. Сам Король проводил все свое время, то тренируя своего жеребца, то заверяя делегации горожан из Бродской синагоги, что он, Король, никогда не сдаст Одессу белякам.

И вот однажды, в полдень, может, шутки ради, а может, ради практики, чтобы сохранить полезные навыки для того времени, когда жизнь вернется в нормальное русло, группа парней выпотрошила весь товарный запас из чуть ли не последнего магазина на Александровском проспекте. На следующий день кое-кто из этой компании, даже не потрудившись прикрыть лица, отправились в Общество взаимного кредита с пистолетами на виду и попросили тамошних служащих сложить пачки денег и ценности в машину, ожидавшую на улице.

Последнее публичное явление Н-ского Революционного Полка пересказывается с удовольствием по сей день старожилами Молдаванки.

Они шли парадом по главной, Екатерининской улице, их вел Беня верхом на своем великолепном коне, а по бокам от него ехали на низкорослых сибирских лошадках одноглазый Фроим Грач и комиссар, командированный Красной Армией. Следом за ними вышагивал оркестр, состоявший из барабана, двух кларнетов и тубы,

игравших попеременно то «Свадебный марш» Мендельсона, то «Интернационал». Позади оркестра двигалась толпа бывших бандитов в жестяных касках, обмотанные пулеметными лентами, некоторые несли винтовки, некоторые были при пистолетах, некоторые тащили на спине тюки с добром, кто-то вырядился в бриджи, кто-то в длинные шаровары, кто-то в ботинках, а кто и босиком, впрочем, некоторые были в лакированных бальных туфлях. А за ними гурьбой валили штатские: жены, матери, любовницы, детишки в колясках и все кричали, плакали, вопили во всю мочь. На углу Дерибасовской красивая девушка в балахоне из мешковины пробралась на середину улицы, достала из-за пазухи розу, завернутую в газету, и вручила ее Бене. Он взмахом руки остановил весь парад, спешился, позволив девушке приколоть розу булавкой к нему на грудь и потом, можете ли поверить, он достал из кармана кольцо с бриллиантами, надел ей на палец и расцеловал девчонку в обе разрумянившиеся щеки.

Это, мой молодой носатый друг, и был последний раз, когда кто-то ясно видел Беню Крика. Что мы точно знаем, так это, что они выступили и промаршировали прямо в порт, и никто больше не видел ни Н-ский Революционный полк, ни Короля. Недели, месяцы, годы прошли, пока люди, которые утверждали, что были участниками этого полка, вернулись на Молдаванку с рассказами о поезде, на котором они разъезжали, или о том, как разоружили их красноармейцы, а потом отправили в трудовые лагеря и тюрьмы. Никто ничего не слышал о Бене, и, наконец, не находилось очевидцев, но история начиналась с того, как он и Фроим были изолированы от всех в клубном вагоне, где с несколькими комиссарами они много часов пили и поднимали тосты за Революцию и свободу, а потом поезд остановился, и комиссары быстро выскочили, и Грач тоже, и тогда Беня услышал пулеметную очередь. Он раздвинул шторы, увидел поле, освещенное кострами, и в свете костров две роты красноармейцев, нацеливших на поезд свои ружья. Он отсалютовал им, задернул шторы, закурил сигарету и, усмехаясь, ждал конца.

Есть одна проблема: одновременно с этой историей стали циркулировать и другие, причем столь же достоверные. В одной рассказывалось, что Короля попросту засадили в тюрьму, и там он был забит до смерти полудюжиной комиссаров, вооруженных дубинками.

В другой истории его застрелил сзади Фроим Грач, который спутался с большевиками и договорился, что они ему за это разрешат уехать в Тбилиси и дадут большую пенсию, достаточную, чтобы содержать одну грузинскую женщину. Эта женщина как раз и зацепила Грача так, что он пошел на предательство. А как вам такое: удар и предательство были делом Менделя Крика, родного папаши Короля. Мендель мстил за то, что много лет назад Беня избил его во дворе собственного дома под пристальными взглядами друзей и соседей.
Да, все это славные истории, но если меня спросить, то это не более чем большевистская пропаганда, и я ни одной минуты ни в одну из них не верил. Почему? Потому, что ни в одной нет никакого смысла. Подумайте вот о чем. Король дурил людей на Молдаванке годами, а на Молдаванке полно умнейших в мире евреев. Так что, если вы можете перехитрить евреев с Молдаванки, то вы дадите себя обдурить какому-то красному комиссару? Никогда в жизни. Только не Беня.

Здесь и сейчас, сидя на этой стене, я поведаю вам, что в действительности случилось с Беней Криком. Это так же просто, как крутить дрейдл¹. Он ушел. Через свои связи — а у кого было больше связей, чем у Короля? — Беня зайцем пробрался на шхуну, на которой и выбрался из Одессы. Он пересек на ней Черное море, потом через Дарданеллы на другом уже пароходе он вышел в Средиземное море, пересек Атлантику и отправился вниз по реке Святого Лаврентия в Монреаль, что в Канаде. Там его путь закончился. Сейчас Канада, как вы знаете, республика или доминион, причем никто в мире не может вам рассказать, что за разница между этими двумя, но ясно, что там никто не может стать королем. Так что Беня свой титул сменил, и свое имя тоже, и занялся знакомой деятельностью. Канада — это цивилизованная страна. Так что нехватки в коллегах по оружию, разбою и убийствам не наблюдалось.
В Монреале Беня занялся лотереей и букмекерством. Так как все это было чем-то вроде рэкета, рэкета открытого с подкладыванием бомб, или скрытого, который нам всем неплохо известен, то Беня разбогател еще до Великой Депрессии и стал еще богаче во время Второй мировой войны. Он опять женился и имел четверых детей, все мальчики. Беня вслед Бронфману стал одним из первых евреев, поселившихся в священном протестантском пригороде Вестмаунте. Бенины детишки учились в колледже и все, кроме одного, занялись рэкетом легальным: один стал адвокатом, второй — доктором, третий — ученым, но четвертого сына Беня приобщил к своей старой профессии. Он был человеком с сильным чувством традиции и истории. Ума достаточно, чтобы знать, что Революция в какой-то день кончится, и опять нужны будут Крики или другие, кто придет и предложит некий набор услуг, делающих жизнь в Одессе оживленной. В тот день Бенин сын собирается вернуться в Одессу. Подождем и посмотрим.

Вы, с вашим носом и очками, и осенним солнцем, говорящим, что история подошла к концу, вы теперь ждете заключительной морали.

Ведь рассказ должен иметь мораль, так? С другой стороны, что в этом хорошего. Ладно, я согласен. Но, морализируя насчет Бени, вы зададите те же вопросы, которые могли бы адресовать любому и каждому. Принесла ли его жизнь и вся его деятельность что-то такое, что помогло бы этому миру стать лучше? Ответ же не так прост. Как, каким образом, по какой шкале справедливости можете вы измерить и взвесить плохое и хорошее в человеческой жизни и получить удовлетворительный результат? Кто, кроме Того, Чье Имя неназываемо, способен такое измерить и взвесить? А Он, да обратит лицо Свое к нам, очень скуп на сообщения своего мнения о делах наших дней.

Так что мы остаемся тут, внизу, покинутые на наши собственные лозунги. Одна вещь, которую я знаю определенно, это то, что я-то сам не способен на такое взвешивание. Моя работа — это сидеть на стене, глазеть на мир и рассказывать истории, а взвешивание достоинств и недостатков оставлять другим. Я знаю, что все мы имеем одно особенное дело, которое заполняет дни нашей жизни. Мне кажется, что это — мое, и — достаточно. А какой, могу я спросить, работой заполняете жизнь вы?

Для печати

Обсудить в форуме