Для печати

Обсудить в форуме (1)

№39

Мигдаль Times №39
Странствия через туман

Ольга Ксендзюк

Юрий Борисович Норштейн — режиссер анимационного кино. Родился 15 сентября 1941 г. в Москве. Окончил Курсы художников-мультипликаторов киностудии «Союзмультфильм», работал с 1961 г. художником-аниматором. Затем — режиссер, художник, аниматор, педагог. Аниматор фильмов «Чебурашка» (1971), «38 попугаев» (1976). Автор фильмов «Ежик в тумане» (1975, режиссер), «Сказка сказок» (1979, аниматор, режиссер), «Спокойной ночи, малыши!» (2000, аниматор, продюсер, сценарист, режиссер). Разработал уникальную технологию «многоярусной перекладки». Народный артист России, Лауреат Гос. Премии СССР 1975 г. Лауреат премии «Триумф» за 1995 год — российской премии поощрения высших достижений литературы и искусства. Лауреат премии «Своя Колея» за 1999 г.

В «Ежика в тумане» я влюбилась еще в детстве. Как только услышала тихий, отстраненно-печальный голос, повествовавший о тихих и необычайных вещах. Увидела странные тени в тумане и маленького созерцателя с узелком. Светильник-светлячок в лапке Ежика, ступавшего под древесными сводами, как в храме. «Я ежик. Я упал в реку», — констатация факта, столь же прохладная, как подхватившее его течение. Бесстрастное и короткое, как чихание: «Псих», — при виде громкоголосого Филина. И падает огромный лист, и проносится стая бабочек — мгновенный мираж внутри миража.

Странствие через туман. Одиночество, отчужденность, неприкаянность. Непостижимость мира, полного пугающих призраков и неожиданной помощи, тишины и неясных шорохов, холода, темноты, высокой травы и далеких звезд. Происходящее — по структуре, по темпу и ритму — подобно сновидению, а в сновидении ткань бытия особенно тонка. И когда она разрывается, возникает страх и попытка отстраниться. Тайны остаются нераскрытыми.

А где-то в конце пути — уютный до боли, теплый свет лампы, можжевеловые веточки, варенье и чай. Ежевечернее, ритуальное, нарочито наивное («Справа от трубы были звезды Медвежонка, а слева Ежика») пересчитывание звезд — попытка упорядочить мир, сделать его устойчивым, укрепить форму зыбкого, текучего, ускользающего вещества реальности.

И вместо понимания — даже между самыми близкими — недопонимание, в лучшем случае — молчание, долгая пауза («Медвежонок говорил... Ежик думал о Лошади: как она там, в тумане?..»). Молчание, неизбежное для того, кого уже коснулось крыло безумного Филина — дыхание непостижимого и чудного мира.

«Ежик...» — знаковый фильм для целого поколения тех, кто чувствовал себя чужим — в шумной и навязчивой среде «победившего свой народ социализма», где не было места ни

Б-гу, ни Тайне, где вообще не было отдельного, «частного» человека, тосковавшего по неведомому. В этой совсем не детской притче ощущалось неясное, но безусловное веяние религиозного чувства, экзистенциальность, и Б-г знает, чего мы только в ней ни находили! Поэзия философии в чистом виде.

Кто-то может удивиться: да нет там ничего такого... Однако что делает предмет искусства символом (кроме, разумеется, его собственного, внутренне присущего ему значения)? Человеческий взгляд, сумма восприятий сотен и тысяч людей, которые наполняют и, в конечном счете, сотворяют его.

Точка зрения моя и моих сверстников в данном случае совершенно совпадала с мнением разных фестивально-конкурсных жюри: лучший в мире мультфильм. Потому как он мультфильмом, собственно, не был. Он был — сжатое до пределов графического символа мироощущение. Просто символ не был статичным: он протекал во времени, в режиме анимационного кино.

Конечно, сколько ни вглядывайся, классического еврейского персонажа ни в одном кадре творений Юрия Норштейна не обнаружишь. Его язык — язык притч и метафор (или сказки), своеобразная стилистика семидесятых — восьмидесятых.

Еврейское сознание интуитивно тянется к духовности и традиции, ему близок тип «частного» человека, который предпочитает интимный разговор с собственной душой. Тоска по несбыточному, обостренное чувство чужеродности... Не напоминает ли это «странствие через туман»? В противостоянии безликому миру приземленного коллективизма был неизбежен уход в себя, где оставалось «пересчитывать звезды», отгораживаясь душой от холода чужих пространств.

Жанр созданной позднее «Сказки сказок» принято определять как «поток сознания», вернее, поток воспоминаний. Музыкальная структура, наподобие рондо: все начинается с яблока, им и заканчивается. А яблоко визуально рифмуется с материнской грудью и щекой младенца. И возникает колыбельная, а с ней — Серенький Волчок с пронзительными, безумно жалостливыми глазами. Глаза — тоже из жизни, со случайно найденной фотографии чудом спасенного котенка.

Фильм соткан из музыки: от простой колыбельной до акустических изысков Мееровича, от Баха и Моцарта до «Утомленного солнца». Кроме музыки — живопись, ослепительный свет рембрандтовских офортов и суровые пейзажи Митурича. И, конечно, поэзия, перерастающая в живопись и уходящая в музыку: совершенный синтез искусств.

Сюрреализм Норштейна — сюрреализм обыденности, временами трагический, временами — окрашенный горькой иронией. Эпизоды нанизываются на общий стержень, стержень памяти.

«Он жил во мне, — говорит режиссер, — этот фильм, задолго до того, как я вообще подумал о том, чтобы заняться режиссурой... Когда, почему Волчок появился — не знаю. Хотя это персонаж из детства. Но в начале была скатерть. Большая, белая, закрывающая столы во дворе, вынесенные из коммуналок. Солнечное тепло, осеннее — бабьего лета... Люди, которые сели за эти столы перед тем, как разъехаться из этого дома навсегда. В этой последней неторопливой встрече должны были появиться все, кого я знал, — и те, кого уже нет, тоже... И на перекрестье их разговоров все и должно было вырасти. Вся история дома. А в сущности — вся история страны».

Юрий Норштейн

Юрий Норштейн — режиссер с международной известностью. Имя Norstein — во всех «ихних» учебниках и словарях. А ведь фильмография его, в сущности, невелика. Последние двадцать с лишним лет режиссер работал над гоголевской «Шинелью» — фрагменты фильма изредка показывались на творческих вечерах и полузакрытых просмотрах.

Его работы объединены мгновенно узнаваемой интонацией. Один фильм «вырастает» из другого, хотя сами по себе они воспринимаются совершенно самостоятельно. Словно части сюиты, разделенные и одновременно связанные. Если и впрямь существует кино «прозаическое» и «поэтическое», то анимация Норштейна — безусловная поэзия.

Единство стиля сохраняется на протяжении всего времени работы Норштейна в мультипликации. Отчасти это объясняется тем, что творческая группа сложилась довольно рано и жила как одно целое: художник-постановщик Франческа Ярбусова, оператор Александр Жуковский, композитор Михаил Меерович. Любимая техника — «плоская марионетка», с которой в двадцатые начиналась история советской мультипликации.

Критики ставят режиссера в один ряд с гениальными аниматорами-одиночками. Прежде всего, упоминается имя А. Алексеева (1901-1982), изобретателя «игольчатого экрана» — техники, благодаря которой фильм делается похожим на оживший офорт. Сам художник предпочитал сравнивать свои игольчатые фильмы с поэмами. Правда, Норштейна не особенно увлекает техническая сторона анимации. Его эксперименты — не из области технологии.

В последние годы Норштейн оказался в каком-то смысле художником-эмигрантом. «Там» его сейчас знают едва ли не лучше, чем «здесь». Давно вы видели по телевизору того же «Ежика...»? Записи его фильмов проще купить в Штатах, чем в России. И не то чтобы он обделен славой и признанием — всевозможных призов не счесть. Но все-таки его фильмы не для «широкого круга зрителей»: слишком сложно, слишком серьезно...

На мультипликационном фестивале в Токио 140 мультипликаторов и критиков из разных стран поставили «Ежика в тумане» на первое место в списке самых лучших мультфильмов «всех времен и народов». Всего туда вошло 150 лент. Второе место заняла «Сказка сказок», на третьем — «Фантазия» студии Диснея (1940 г.). В списке — еще четыре работы Норштейна: «Цапля и журавль», «Лиса и заяц», «Спокойной ночи, малыши», «Шинель».

Юрий Норштейн отнесся ко всей этой радости спокойно: «К сожалению, это признание ничего не меняет в судьбе».

Призы международных кинофестивалей

«Сеча при Керженце»
1972 г. — Югославия (Гран-при)
1973 г. — США, 1973 (Гран-при)

«Лиса и заяц»
1974 г. — Югославия

«Цапля и Журавль»
1975 г. — Франция, США, Финляндия, Австралия
1976 г. — Иран, Панама, Дания

«Ежик в тумане»
1976 г. — Иран
1977 г. — Англия
1977 г. — США (показ), Испания (показ)
1978 г. — Австралия

«Сказка сказок»
1980 г. — ФРГ, Франция, Югославия, Канада

Рейтинг:

+10

Для печати

Обсудить в форуме (1)