Для печати

Обсудить в форуме (3)

№39

Мигдаль Times №39
Это сладко-горькое блюдо

Александр и Лев Шаргородские

Соломон — Феллини моего детства, говаривал: — Жизнь, пацаны, — она, как фильм, — это кино, только, в отличие от кино, она сначала цветная, а потом черно-белая, она вначале полна звуков, а потом немая.

Лента ее рвется, звук пропадает, изображение стирается, и все же ее хочется досмотреть до конца и не хочется выходить из темного зала в холодный мир. Фильм надо досмотреть до конца, пацаны...

Так говорил киномеханик Соломон с далекой станции Авоты, которой больше нет.

Соломона звали Рабинер, все думали, что это его фамилия, но на самом деле это была его бывшая профессия — он был раввином, до тех пор, пока на рижском взморье не закрыли последнюю синагогу и не устроили в ней кинотеатр «Саркана Звайгзне». Соломон не мог покинуть синагогу и стал киномехаником. Если его синагогу превратили бы в общественный туалет, он бы стал туалетным работником. Но Рабинер не забыл своей профессии...

В бывшую синагогу смотреть фильмы заявлялись обычно отдыхающие партийного санатория — Соломон сам продавал билеты, сам отрывал контроль, сам рассаживал и сам показывал фильм.

Если перед началом сеансов в других кинотеатрах играл какой-нибудь еврей-скрипач, то в нашем перед началом всегда была «охота» — взъерошенный Соломон носился по залу и выволакивал «зайцев». Это была довольно необычная охота — Соломон всегда вылавливал ответственных работников с красными ряшками и, несмотря на то, что те показывали ему только что купленный билет — вышвыривал их за двери.

— Никакого стыда! — кричал Соломон, — ответственный работник — и без билета!

Затем снова обводил взглядом зал:

— А вы как сюда попали? А ну-ка! — хватал очередного ответственного за ухо и тянул к двери.

Соломон просто зверствовал, он выкидывал кого угодно, только не нас, пацанов, проскользнувших без билета.

Мы сидели, не шелохнувшись, боясь себя выдать, но Соломон обводил нас дружеским взглядом.

Рис. А. Шварц

— Вот, учитесь, бедные мальчики, у них нет ни копейки, но они взяли билет. Честь и слава ребятам!!!

И он предлагал нам пересесть на самые лучшие места.

Мы охотно рассаживались, выключался свет, и белый луч летел к экрану.

Обычно фильм у Соломона начинался с непонятных сцен — финальных прощаний, «хеппи эндов», и минут через пять появлялась надпись «конец».

Партработники клали два пальца в рот, и зал сотрясал разбойничий свист.

— Ша, — из рубки показывалась потная рожа Соломона, — я ни при чем, перепутаны части.

Некоторое время он возился, наконец, фильм шел сначала. Но без звука.

— Звук! — вопили партработники, — звук!!!

— Звук?! — рожа Соломона опять высовывалась из рубки, — немое кино они уже смотреть не могут! Хотите звук — нате вам звук!

Рис. Н. Ратушной

И Соломон давал звук. Никогда больше я не слышал такого «звука» — Дон-Кихот у него пел «hаву нагилу», «Железная маска» неожиданно начинала танцевать «Фрейлекс», а три мушкетера приветствовали короля загадочным словом «Шалом».

Зал молчал. Партработники в общем не знали, что должен петь Дон-Кихот, возможно, они принимали «hаву» за какую-нибудь кастильскую песенку и частенько мурлыкали ее, бродя по дорожкам взморского леса.

Эти идиоты ничего не подозревали до тех пор, пока где-то в июле Соломон не совершил качественный прыжок — в фильме «Оборона Царицына» великий Сталин голосом Соломона неожиданно произнес отрывок из Торы.

«Когда ковчег Завета тронулся в путь...» — вещал генералиссимус.

Среди зрителей поднялась паника, но Соломон успокоил всех, объяснив, что Сталин говорил по-грузински. И продолжил «дубляж».

Следующим фильмом было «Падение Берлина» — Сталин хорошо поставленным голосом читал вечернюю молитву евреев — «Маарив».

Затем великий вождь и учитель приступил к молитве «Мусаф».

Рис. А. Шварц

— «Г-сподь, дай мне силы молиться пред тобой», — просил генералиссимус.

Зал был возмущен. Многие кричали, что не понимают, о чем говорит их вождь и учитель.

Из рубки с ужасным лицом появился Соломон.

— Ша! — сказал он, — мне кажется, что вы недовольны, что отец всех народов говорит на своем родном языке! Я вас правильно понял?!

Больше недовольств не было, и Соломон спокойно продолжал свой дубляж. Из фильма в фильм Сталин голосом Соломона произносил на иврите молитвы и благословения.

Особенно торжественно демонстрация фильмов происходила в шаббат — Сталин произносил благословения над вином, над хлебом.

— «hамойце лэхем мин hа арец», — произносил Сталин, и партработники понимающе вздыхали, неожиданно вздрагивая при слове «Амен».

Однажды после очередного фильма с участием вождя в рубке Соломона появился товарищ, который был не просто ответственным, но еще и усатым.

— Прастытэ, — сказал он с сильным грузинским акцентом, — на какой языке гаварит наш любимый Иосиф Виссарионович?

Рис. А. Лейфер

— На г-грузинском, — весь трясясь, ответил Соломон.

— Я грузын, — сказал усатый.

— Но товарищ Сталин из Гори, — добавил Соломон, — в городе Гори говорят на специфическом диалекте...

— На ыврытэ? — уточнил усатый. — Я ны только грузын, понымаэте ли, я ишо и эврей, я знаю ыврыт.

— Ой вей, — произнес Соломон.

— Хочешь в турму? — спросил усатый.

— Нэ хочешь, — с грузинским акцентом ответил Соломон.

— И я нэ хочешь, — сказал усатый, — у меня из-за твоих фильмов в санатории язва разыгралась. Канчай, панымаешь, пока у меня пробадения нету.

Соломон тут же хотел завязать и уже назавтра приготовил фильм «Веселые ребята», как перед самым началом узнал, что у усатого прободение и он в реанимации.

Он тут же поменял фильм и в тот же вечер запустил «Клятву». Ему, видимо, изменило чувство меры. В этом фильме Соломон заставил вождя и учителя петь «Афун припечке брэнд а фаэре».

Великий Сталин пел над гробом великого Ленина, и, несмотря на слезы, которые вызвала у партработников эта песня — они что-то заподозрили.

Возможно, и сейчас бы пронесло, но когда похудевший Ленин из гроба затянул «Брэнд, майн штетеле, брэнд», — шишки поднялись и на всякий случай вышли из зала.

Все покинули зал, остались только мы. Соломон вышел к нам, на сцену, перед экраном. Мы чувствовали, что должно что-то произойти.

Он посмотрел на нас и подмигнул.

— Пацаны, — сказал он, — жизнь — это фильм, только, в отличие от кино, она сначала цветная, а потом уже черно-белая. Сейчас идут последние части моего фильма и скоро я доберусь до места, где обычно пишут «конец». Хотя, кто его знает, возможно, это и «начало», и весь фильм только начинается. Возможно, перепутали части... Никогда не пишите слово «конец», пацаны, потому что его нет...

Еврейская песня Ленина стала лебединой песней Соломона, вскоре он исчез. Фильмы крутил уже какой-то рыжий тип, строго проверял билеты и вылавливал настоящих зайцев, то есть нас. Фильмы у него всегда начинались с начала и всегда был звук, но какой-то неинтересный: Дон-Кихот никогда не пел «hаву нагилу» и «Железная маска» не танцевала «Фрейлекс». И великий Сталин произносил нудные речи и больше не пел «Афун припечке».

Все было правильно и скучно, и мы даже перестали прорываться туда.

Соломон сгинул, и вся шпана станции Авоты, которой больше нет, тосковала по нему...

Соломона я встретил лет через двенадцать, он согнулся, но волосы его торчали так же.

— Где вы были, Соломон? — спросил я.

— Где я был? Я участвовал все в том же кино, — печально ответил он, — но в несколько иной роли. Я играл заключенного, довольно сложная роль, скажу я вам, но, слава Б-гу, кончилась и эта. Сейчас я работаю в заштатном кинотеатре, в Вайвари, кручу фильмы. Приходи.

— Вы все еще «дублируете»? — улыбнулся я.

— Зачем? Генералиссимус умер и здесь почти не осталось евреев. Только я и Феллини.

— Феллини?!

— Для меня он еврей, — заметил Соломон, — неважно, что он родился в Италии, в католическом семействе. Он знает еврейскую душу. Ты видел «Ночи Кабирии»? Это про блудницу, но я отдам за нее двух праведников. Благодаря блуднице мы вошли в Ханаан. Так вот, блудница эта — мы, евреи. Их бьют, обворовывают, покидают, они плачут, но живут и верят в этот сволочной мир. Вы знаете, у меня есть мечта, чтобы великий маэстро сделал фильм про меня, про киномеханика-раввина.

— Вы сумасшедший, Соломон, — сказал я.

— Так сразу и сумасшедший! Почему бы и не помечтать, — ответил Соломон. — Рождение — не начало, и смерть — не конец. У меня уже было много концов, может, начало мое еще впереди. Фильм надо досмотреть до конца, скажу я вам.

Он был мудрый черт, этот Соломон...

И вот в далекой Америке, в непонятном городе Цинциннати умирает сестричка, которую он не видел лет шестьдесят, и оставляет Соломону наследство.

Соломон берет все наследство и едет в Рим, на виа Маргутта к маэстро Феллини. Он ловит его на пьяцца дель Пополо, когда тот направляется к метро, чтобы ехать в Чиничитта.

Рис. Н. Ратушной

— Маэстро, — говорит он, — поставьте обо мне фильм, фильм о жизни раввина-киномеханика Соломона. Я вам отдам все деньги, которые мне оставила сестричка из Цинциннати. Не уверен, знаете ли вы этот город. И торопитесь — мне 85 лет. Нет фильма, маэстро, который бы я не «дублировал», но не ваши. Я показывал три ваших фильма, может быть, я бы «дублировал» их, но слезы текли из моих глаз, и голос срывался. Как же вы хотите! Я не мог говорить на идише, таком волшебном языке, почти таком же волшебном, как ваш итальянский, поскольку это языки терпких кушаний и горьких слез, это сладко-горькое блюдо, маэстро.

И Соломон рассказал ему всю свою жизнь. Говорят, маэстро плакал.

— Бене, — сказал Феллини, — я поставлю о вас фильм, чао, Соломонэ.

Вскоре вышел «Амаркорд». В нем не было ни слова о Соломоне, но он утверждал, что это фильм о нем — там соленые слезы, пылкое солнце, сильная мать, там чокнутый дядя, там солнцем полна голова, а сердце печалью. Там белый снег, синее море и разноцветный павлин. Там плещутся волны и бегут дни.

— Разве это не про меня? — спрашивал Соломон.

Много лет прошло с тех пор, Соломона давно нет — кончился его фильм. Я давно не был на станции Авоты, которой тоже нет, я вообще покинул Россию и досматриваю свой фильм под другими небесами. По субботам я хожу в синагогу и слушаю ребе.

Ребе совершенно не похож на Сталина, скорее на Соломона, до тюрьмы. Но когда он раскрывает рот, когда начинает молитву, когда поет «Мусаф» — я вижу перед собой генералиссимуса...

И мне кажется, что когда-нибудь я вернусь в свое детство, на забытую станцию, где так весело бежали волны и дни. Почему нет? Фильм надо досмотреть до конца.

Рейтинг:

+10

Для печати

Обсудить в форуме (3)