Для печати

Обсудить в форуме

№50

Мигдаль Times №50
Смелость видения мира

Михаил КОРДОНСКИЙ

Биолог, генетик, историк, социолог, педагог, философ Владимир Павлович Эфроимсон родился 21 ноября 1908 г., в Москве, по иронии судьбы — в том самом доме на Лубянке, где потом разместились ЧК и НКВД. Через 25 лет следователь кричал дерзкому заключенному: «Да знаете, где вы находитесь?!» «Знаю, — отвечал Владимир Павлович, — я дома, а вы...»

В школе он увлекался историей. Есть основания считать, что уже тогда он задумался над проблемами взаимосвязи между социальными и биологическими явлениями. Затем попал под влияние классиков генетики Н.К. Кольцова, М.М. Завадовского, Г.И. Роскина. В 1925 г. Эфроимсон поступил на биологическое отделение физико-математического факультета МГУ. В 1929 г. на собрании, где клеймили позором его учителя — академика Четверикова — Эфроимсон, единственный, произнес горячую речь в его защиту. Ректором МГУ в то время был А.Я. Вышинский — будущий генеральный прокурор СССР, одно из главных действующих лиц грядущего сталинского террора.

Эфроимсона исключили из университета, так до конца дней и остался один из величайших ученых 20-го века без диплома.

Абсолютная независимость мышления, неподверженность авторитетам, шаблонам, традициям, смелость, с которой Эфроимсон видел мир, поразительна! Когда мы хотим подчеркнуть оригинальность мышления великих ученых, мы приводим в пример нечто невероятное, противоречащее обыденному здравому смыслу. Например, теорию Эйнштейна о том, что время может сжиматься при движении на субсветовых скоростях. Эфроимсон обладал даром другого рода. Он брал утверждения бытовые и простонародные, но не верил им на слово, а проверял научными методами.

Обработав огромное количество исторической, генеалогической, медицинской информации, Эфроимсон глубоко обосновал свой вывод: гениями рождаются. Досконально изучив около двух тысяч биографий великих личностей, вдаваясь в подробности, которые, казалось бы, не имеют отношения к узкой области науки, ученый сформулировал гипотезу о гениальности как генной патологии и доказал ее связь с другими генетическими заболеваниями. Например, он установил, что великие люди страдают подагрой в 100 раз чаще, чем нормальные. Эфроимсон выяснил физиологический комплекс этой болезни и связь ее с работоспособностью человека, доказал, что подагра является генетическим, наследственным заболеванием. Изучив портреты и семейные архивы де Голля и Авраама Линкольна, Эфроимсон поставил им диагноз: генетическая болезнь — синдром Марфана. Позже по методике Эфроимсона такой же заочный диагноз поставили Паганини и еще нескольким великим людям. Исследование Эфроимсоном биографии Жанны д.Арк привело к другому заочному диагнозу: синдром Морриса. Женщины с этим редчайшим наследственным заболеванием обладают мужскими качествами. Сегодня проверка на синдром Морриса входит в стандарт тестирования для допуска к международным спортивным соревнованиям.

Эфроимсон прожил большую часть жизни в эпоху, когда слово «генетика» само по себе звучало как приговор. Только в 60-х годах он стал заведующим отделом генетики в Московском НИИ психиатрии Минздрава РСФСР. Но при его характере, независимости мышления, он получил бы в те времена «свое», даже не будучи генетиком. Два приговора: тюрьма и ссылка. Вместе с сопутствующими «101-м километром» и «волчьим билетом» — это почти 20 лет, потерянных для мировой науки. Впрочем, сам Эфроимсон так не считал. Его любимой пословицей было: «Что нужно ученому, чтобы родить идею? Соображаловка и табуретка».

Первый срок, по статье «антисоветская деятельность», В.П. Эфроимсон получил в 1932 г. за посещение семинара «Общества вольных философов». Его исследования в области трансгенационного процесса, мутаций, кинетики фототропизма, действия леталей и т.п. выходили за рамки биологии, им требовалось философское обоснование. Впрочем, многие исследователи биографии Эфроимсона считают, что активным членом «преступного» общества он не был, но вошедший в силу Вышинский припомнил ему университетский бунт.

В лагере на Алтае Эфроимсон строил Чуйский тракт — копал землю и возил ее в тачках. В 1936 г. он вышел на свободу, успел сделать глубокие научные исследования и защитить кандидатскую диссертацию. Затем — война. С августа 1942-го по ноябрь 1945 г. Эфроимсон был на фронте: эпидемиологом, санитарным врачом, переводчиком, разведчиком. Окончил войну в чине старшего лейтенанта с тремя боевыми орденами и восемью медалями, но остался Эфроимсоном. Когда наши войска вошли в Германию, написал официальный протест командованию по поводу насилия, учиняемого советскими солдатами над мирными жителями. Позже этот документ приложили к делу — мало того, что генетик, так еще и «клеветал на Советскую армию».

Между войной и вторым арестом Эфроимсон успел защитить докторскую диссертацию, но опять не успокоился: написал глубокое исследование «Об ущербе, нанесенном СССР новаторством Лысенко». Этот тщательно документированный научный труд он передал в отдел науки ЦК ВКП(б). Дни его на свободе были сочтены. Арестованный в мае 1949 г., Эфроимсон требовал, чтобы в обвинительном заключении было указано, что он арестован из-за борьбы с Лысенко. Палачи не добились от него подписи под обвинением в антисоветской деятельности. Он перенес издевательства — и не подписал.

Новый срок в Джезказгане окончился только в годы хрущевской оттепели. Эфроимсону довелось пережить морально и нередко физически уничтоженных учителей и коллег: С.С. Четверикова, Н.К. Кольцова, С.Г. Левита, Л.В. Ферри, Н.К. Беляева.

Выйдя на свободу в 1955 г., он вновь подал свой труд, обвиняющий Лысенко в преступлениях против государства и против науки, в Прокуратуру СССР. По воспоминаниям друзей, жена — М.Г. Цубина — «висела у него на шее», пытаясь остановить. Не остановила.

Владимир Павлович всю жизнь прожил в бедности, даже в последние, благополучные, годы. У него в доме не было ни телевизора, ни радио. Ему просто ничего не было нужно. Главным его достоянием и привилегией был персональный стол в Ленинской библиотеке, за которым он работал по 12-14 часов в сутки. Никаких отвлечений на мирские радости. Он писал книги! И никогда, никогда не погрешил против совести. В 1969 г. он участвовал в работе летней биологической школы знаменитого «Зубра» — Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского. Тот и сам со своей сложной биографией висел на волоске, дружба с ним уже означала подозрения. Эфроимсон в своей лекции о генетике альтруизма говорил о невозможности честного и благородного образа жизни при тоталитарном режиме, о неизбежности коррупции и подлости в тоталитарном государстве, о том, что человек генетически определен быть альтруистом.

Глубоко обоснованная теория Эфроимсона о взаимосвязи между человеческой этикой и биологическими параметрами вида «гомо сапиенс» явилась одним из самых ярких откровений, которые принес человече-ству этот великий ум.

Владимир Эфроимсон умер в 1989 г. Два издания посмертной книги «Генетика гениальности», содержащей его основные труды, были мгновенно раскуплены в книжном изобилии 1998-го
и 2002 годов.

——————-

В.П. Эфроимсон, «Родословная альтруизма»

«Бесчисленные мыслители испокон веков приходили к выводу о существовании в человеке какого-то начала, заставлявшего из века в век... подыматься на борьбу со злом даже при ничтожных шансах на победу, и тем самым признавали в человеке врожденное существование доброго начала. ... Последние десятки тысяч лет эволюции создали какой-то преемственно передающийся комплекс наследственных этических реакций, придавливаемых (но все же существующих) в условиях крайних, предельных, но реализующихся в нормальных условиях».

«Племя, лишенное этических инстинктов, имело, может быть, столь же мало шансов оставить взрослое потомство, как племя одноногих, одноруких или одноглазых...

Зато сохранение хоть половины потомства на протяжении трех-четырех поколений могло порождать настоящий взрыв преимущественного размножения племени “альтруистов” и инстинкты, которые позднее будут названы альтруистическими... Но, возникнув на биологической наследственной основе, эта природная сущность человека проявляется в качественно иной области — социальной. И одна социальная структура может способствовать ее проявлению, а другая, наоборот, подавлять и извращать».

«Одной из особенностей человека и человечества является любопытство и жажда знаний, обрекавшая немалое число особенно одержимых этой жаждой людей на жертвы и лишения. Эту жажду можно счесть противоестественной, тем более что овладение знаниями часто не помогало, а скорее мешало их владельцам выжить и тем более оставить побольше потомства. Те, кто имел мужество идти дальше уже общепризнанного или смело думал о недозволенном, гибли во все века».

«Закон естественного отбора, самый могущественный из законов живой природы, самый безжалостный и “аморальный” среди них... породил и закрепил инстинкты и эмоции величайшей нравственной силы.

Поражает воображение быстрота, с которой завоевали доверие миллионов, десятков и сотен миллионов людей религии и учения, выступавшие под флагом человечности и справедливости. Поражает воображение длительность власти этих религий и учений. Очевидно, они находили резонанс в уме и чувствах подавляющего большинства людей всех времен и народов. Социальные процессы и тенденции, направленные на поиски справедливости... соответствуют некоторым сторонам его (человека — ред.) сложной биологической организации.

Человеку досталась способность мыслить, различать добро и зло. Совесть является непреложным фактом нашего существования, саморегенерирующим свойством, несущим в себе и награду, и расплату за поступки человека».

Рейтинг:

+1

Для печати

Обсудить в форуме